Воплощённая мечта Баратынского – Неаполь

215 лет прошло с момента рождения неповторимого, порой незаслуженно непризнанного, но вдохновившего весь поэтически-искрящийся «серебряный» век русской литературы Евгения Баратынского. Он разносторонний, разноплановый, многогранный поэт. О нём можно говорить долго, но сегодня я “завязала в узелок” жизнь и смерть поэта, его мечту и Неаполь.
«Он у нас оригинален — ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко»,- писал Александр Сергеевич Пушкин о Баратынском (фраза из недописанной статьи о философской мысли и силе слова Баратынского).
215 лет прошло с момента рождения неповторимого, порой незаслуженно непризнанного, но вдохновившего весь поэтически-искрящийся «серебряный» век русской литературы Евгения Баратынского. Он разносторонний, разноплановый, многогранный поэт. О нём можно говорить долго, но сегодня я “завязала в узелок” жизнь и смерть поэта, его мечту и Неаполь.
“Беглец Италии, Жьячинто, дядька мой” строки из последнего стихотворения Баратынского, написанного в первой половине июня 1844 года. Незадолго до его смерти.
Giacinto Borghese Жьянчито Боргезе – итальянец, или «Дядька итальянец» (так впоследствии Баратынский назвал своё стихотворение, посвящённое Жьянчито Боргезе) был воспитателем, гувернёром, близким человеком, вложившим немало сил и вдохновения в будущего известного и по сей день великого поэта пушкинской эпохи Евгения Баратынского. «Буба, бубенька, или бубуша» – так Евгения Баратынского называл старый итальянец. Буба был его любимым воспитанником, самым старшим из детей. Жьянчито много рассказывал ему о своей родной солнечной Италии, об исторических событиях Европы времен Наполеона, учил итальянскому и французскому языкам. Биография дорогого сердцу «дядьки итальянца» ожила в самом последнем стихотворении Баратынского. Это стихотворение он написал, находясь в Италии, в Неаполе на 44 году жизни, когда наконец сбылась его детская мечта побывать на земле обетованной.
«Пятнадцать дней, как мы в Неаполе, а кажется, живем там давно от полноты однообразных и вечно новых впечатлений. В три дня, как на крыльях, перенеслись мы из сложной общественной жизни Европы в роскошно вегетативную жизнь Италии — Италии, которую за все ее заслуги должно бы на карте означать особой частью света, ибо она в самом деле ни Африка, ни Азия, ни Европа.
Вот Неаполь! Я встаю рано. Спешу открыть окно и упиваюсь живительным воздухом. Мы поселились в Villa Reale над заливом между двух садов. Вы знаете, что Италия не богата деревьями: но где они есть, так они чудно прекрасны. Как наши северные леса в своей романтической красоте, в своих задумчивых зыбях выражают все оттенки меланхолии. Так ярко зеленый, резко отделяющийся лист здешних деревьев живописует все степени счастья. Вот проснулся город: на осле, в свежей зелени итальянского сена, испещренного малиновыми цветами, шажком едет неаполитанец полуголый, но в красной шапке; это не всадник, а блаженный. Лицо его весело и гордо. Он верует в свое солнце, которое никогда его не оставит без призрения.
Веселый нрав неаполитанцев, их необыкновенная живость, беспрестанные катанья, процессии, приходские праздники с феерверками, – все это так ярмарочно, так, безусловно, весело, что нельзя не увлечься, не отдаться детски преглупому и пресчастливому рассеянию. Мне эта жизнь отменно по сердцу: гуляем, купаемся, потеем и ни о чем не думаем, по крайней мере, не останавливаемся долго на одной мысли: это не в здешнем климате.
Мы ведем в Неаполе самую сладкую жизнь. Мы уже видели все здешние чудесные окрестности: Пуцоли, Баию, Кастеламаре, Соренту, Амальфи, Салерну, Пестум, Геркуланум, Помпею.»
Из письма Н. В. и С. Л. Путятам 1844, апрель, конец месяца — май, начало месяца, Неаполь.
В сладком упоении Италией, отдавая дань памяти, Баратынский написал о нём…
«Предположительно, Боргезе покинул родину году в 801-м. Когда французы пришли в Неаполь, Жьячинто возненавидел Бонапарта за приказ сдавать серебро […] Он бежал из Италии с грузом свернутых холстов […] Здесь он мыслил разбогатеть, ибо знал, по рассказам просвещенных людей, что в России ценят искусство. Он знал русских не понаслышке. Он видел русских, когда русская армия входила в Неаполь. Он видел их Суворова. Жьячинто прогорел на картинах[…] В Маре он обрел кров, семью, детей.» А. М. Песков. Боратынский. Истинная повесть, М. 1990, с. 59.) Потерпевший неудачу в своих коммерческих начинаниях, Боргезе попал в семью Баратынских в 1806 году, когда Баратынскому было шесть лет. С этого самого момента Италия – райская страна маленькими шагами входила в жизнь Евгения Баратынского «воспоминаниями», переданными Боргезе. Через несколько десятилетий увиденное произведёт такое впечатление на поэта, что он воплотит и закрепит “образ”, уже и до этого бывший живым, благодаря свидетельству “из первых рук” от своего “вожатого”. Возможно, Боргезе был родом из Неаполя, и поэтому описание увиденной Италии сосредоточено на “Неаполе твоем нагорном”.
К сожалению, по воле случая или по року судьбы Евгений Баратынский растворился в роскоши Неаполя и здесь же 29 июня (11 июля) 1844 года скончался… Есть предположение, что его смерть – это самоубийство, но вряд ли, вдохновленный музой, Баратынский смог бы сам решиться уйти из жизни таким путём. Так или иначе прекрасные стихи Евгения Баратынского живы…
А я, я, с памятью живых твоих речей —
Увидел роскоши Италии твоей:

Во славе солнечной Неаполь твой нагорной,
В парах пурпуровых, и в зелени узорной,
Неувядаемый; амфитеатр дворцов
Над яркой пеленой лазоревых валов;
И Цицеронов дом, и злачную пещеру,
Священную поднесь Камены суеверу,
Где спит великий прах властителя стихов,
Того, кто в сей земле волканов и цветов,
И ужасов, и нег взлелеял Эпопею,
Где в мраке Тенара открыл он путь Энею,
Явил его очам чудесный сад утех,
Обитель сладкую теней блаженных тех,
Что, крепки в опытах земного треволненья,
Сподобились вкусить эфирных струй забвенья.
Неаполь! До него среди садов твоих
Сердца мятежные отыскивали их.
Сквозь занавес веков еще здесь помнят виллы,
Приюты отдыхов и Мария и Силлы;
И кто, бесчувственный среди твоих красот,
Не жаждал в их раю обресть навес иль грот,
Где б скрылся, не на час, как эти полубоги,
Здесь Лету пившие, чтоб крепнуть для тревоги,
Но чтоб незримо слить в безмыслии златом
Сон неги сладостной с последним, вечным сном.

Tati Galieva

215 anni sono passati dalla nascita di Evgenij Abramovič Baratynskij ( nato a 2 marzo 1800, San Pietroburgo, in Russia e morto a Napoli l’11 luglio 1844) unico, a volte ingiustamente misconosciuto, ma ispirato poeticamente dalla scintillante età “d’argento” della letteratura russa. Eugene Baratynsky è stato un poeta versatile, poliedrico, dalle mille sfaccettature. Su di lui, si può parlare a lungo, ma in questo articolo ho voluto ricordare la vita e la morte del poeta, il suo sogno e Napoli.